Губки-бантик, бровки вверх!

Михаил Добчинский

 версия для печати

Бывает искусство для народа, а бывает для тех, кто от народа “страшно далек”. Второе складируется в музеях, частных миллионерских коллекциях и прочих “храмах искусства”. Большинство населения планеты верит в то, что это искусство настоящее, но верит на слово. Берусь утверждать, что среднестатистический землянин, впервые увидев “Джоконду”, не сможет сходу осознать ее величие. Сегодня поговорим об искусстве народном, не в том смысле, что народом созданном, а в том, что для народа.

Народ всегда любил картинки (в том числе картинки движущиеся, но это другая история). В России, например, был чрезвычайно популярен жанр лубка, картинки сюжетной, яркой и доступной по средствам. Если бы не ликбез и общая полиграфическая отсталость, в России вполне могла бы развиться культура комикса. Но не развилась, читать книжки с картинками считалось уделом слабо образованных детей дошкольного возраста. В Североамериканских Штатах балом правил чистоган, и народу давали то, что он любит. Помимо комиксов, в середине века буйным цветом расцвел жанр pin-up — картинки яркой, понятной и доступной по средствам.

В самом общем виде pin-up — это рисованное или фотографическое изображение красивой женщины. Причем красота ее, с одной стороны, безупречна, с другой — вполне приземлена. Она не столько красавица, сколько “хорошенькая”. Пухлые губки, вздернутый носик, легкомысленные кудряшки. Та же история с фигурой — все идеально, все при ней, но живенько так, без эстетства. Об этих барышнях нельзя говорить без уменьшительно-ласкательных суффиксов. Тут не ноги, губы и глаза, — а ножки, губки, глазки. Это вкус народа. Во всяком случае, его мужской части. Впрочем, если вспомнить о победоносном шествии по планете девушки по имени Барби, то и женской тоже.

Несмотря на народность искусства pin-up, им занимались и вполне серьезные художники. Жанр был чрезвычайно популярен, картинки в этом стиле печатались практически во всех журналах, включая “Космополитен” и даже “Тайм”, но уже в середине 60-х начал сдавать позиции рисованный pin-up, а фотографический постепенно трансформировался в современную полуэротическую фотографию.

В более узком толковании pin-up — картинка сюжетная. В какие только передряги не попадали барышни волей художников — с ними заигрывал ветер, безбожно задирая пышные юбки, с них спадали трусики и лифчики, негодные собачонки опутывали поводками их прелестные ножки, а еще гвозди, ветки и сучки, постоянно нарушавшие целостность костюмов. Мало того, художники и фотографы постоянно нарушали неприкосновенность жилищ и заставали своих моделей в самый неподходящий момент, а бывало, что и вовсе подглядывали в замочную скважину. Но! При этом авторы pin-up никогда не переступали грань, отделявшую картинку щекотливую от неприличной. Особенно интересна реакция, которая возникала на смазливых мордашках девушек, попавших в столь небонтонную ситуацию. Реакция достаточно показательная: губки бантиком, бровки вверх! Ну, и глаза еще шире обычного. Это не испуг и не смущение, это призыв к зрителю вместе подивиться такой досадной случайности и не забыть обратить внимание на стати жертвы.

Это был мужской идеал девушки. С одной стороны, она беспомощна, не приспособлена к жизни, даже глуповата. То есть требует защиты и покровительства. С другой — жизнерадостна, сексапильна, лукава, знает себе цену и, по всему видать, не прочь принять мужское покровительство и извлечь из него максимум выгоды. Кому же такая не понравится?

Пожалуй, стиль pin-up стал памятником золотому для мужчин веку — недавно окончилась Вторая мировая, и Америка радостно забывала о военном аскетизме (впрочем, во время войны без pin-up тоже не обходилось. Особой интересной разновидностью pin-up были картинки, которыми разрисовывались носы (и не только) военных самолетов. Помимо акульих морд и прочих страшилищ, на них частенько появлялись красотки разной степени обнаженности). Представительницы прекрасного пола радостно обновляли гардеробы и всячески старались приглянуться возвращавшимся из-за моря бесстрашным воинам, привыкшим в покоренных и освобожденных странах к легкости межполовых отношений. Это было время, когда женщины эмансипировались уже достаточно, чтобы позволить себе носить что попало, но еще недостаточно, чтобы, выбирая одежду, не задумываться о производимом на мужчин впечатлении. Они еще твердо помнили, что их бабушки считали девичьими добродетелями, но уже легко эти добродетели нарушали. И точно так же, как полностью обнаженное женское тело менее эротично, нежели тело продуманно недообнаженное, полная сексуальная раскрепощенность поздних десятилетий менее эротична по сравнению с продуманным кокетством.

В те годы еще не принято было подавать в суд за сексуальные приставания, и мужчины чувствовали себя вольготно. Кумиром женской половины человечества была Мэрилин Монро, а не Мария Арбатова. Наступит ли такое время снова, сказать затрудняюсь; на данный момент единственное, что от него осталось, — это картинки pin-up.

Десятилетие грядущего падения Берлинской стены обрело свое тело в кругу совершенно иных проблем. Сферой, где должно было свершиться чудо, стала художественная фотография. Хельмут Ньютон, Роберт Мепплторп подарили телу новую сексуальность, основанную не на поиске нестандартных типажей, но на пристальном изучении характера уже знакомой формы.

Однако 80-м так и не удалось насладиться гедонистической чувственностью соблазнительного тела. Адским призраком на человечество обрушился СПИД, грозивший разрастись до размеров вселенской катастрофы. И обыватели в ужасе отшатнулись от изысканных фотографических студий.

Теперь мир оказался захвачен новой модой: все следили за здоровьем и ухаживали за собственным телом. Не есть, что попало и не спать, с кем придется — таков был лозунг нового десятилетия. Поколение 90-х взлелеяло физически совершенное тело, которое оказалось пригодно, в основном, для спортивных экзерсисов и платонической страсти. Формы, сохранившие свою эротическую привлекательность, стремительно теряли сексуальную агрессивность.

Следующий шаг, сделанный мировой модой в середине 90-х гг. лишил ее героев и этой последней привилегии. Задавала тон новая суперзвезда Кейт Моос, продемонстрировавшая изумленной публике новый тип телесной привлекательности. Вчерашние красотки были практически полностью вытеснены худосочными замарашками, чье полуболезненное телосложение никак не вязалось с обывательскими представлениями о физической красоте.